ТАЙНА

«На сем лице лишь гнева след…
Да, может быть, боязни тайной,
Чтоб муж иль свет не угадал
Проказы, слабости случайной…
Всего, что мой Онегин знал…»¹³

Так чего же боялась Татьяна? Какого разоблачения? Ка­кие «проказы и случайные слабости», известные лишь Оне­гину, а значит, бывшие в прошлом, могли скомпро­метировать ее в глазах мужа, во мнении света? И вообще, разве в созданном Пушкиным образе Татьяны можно найти черты, допускающие легкомыслие, случайные слабости?.. Сто лет назад Маевский своим категорическим утвержде­нием, что Пушкин не был знаком с его теткой, воздвиг незримую преграду между будущей Стройновской и юным поэтом.

За прошедший век ни один исследователь не взял на себя смелость поставить под сомнение свидетельство родст­венника, почти очевидца… лишь известный пушкинист Н.О. Лернер, хоть и косвенно, но пытался это сделать, триж­ды публикуя свое мнение, что именно трагедия Стройнов­ской подсказала Пушкину судьбу Татьяны, а стало быть ему, три года жившему в Коломне, в ближайшем соседстве с Буткевичами, была хорошо известна история ее первой любви и первого брака¹⁴. Но и Лернер не ставит вопрос об их личном знакомстве, лишь повторяя здесь слова Маевского.

Ну, а если Маевский все же умышленно, «чтоб муж иль свет не угадал», написал эти «роковые» слова?! Если, наоборот, в его семье прекрасно знали, что Катенька Буткевич и Саша Пушкин были знакомы, но потом знакомство это оборвалось, да так, что и упоминать о нем в ближайшие сто лет было нельзя… Если так, то надо искать объяснение этому предпо­ложению, пытаться разгадать тайну, которую нужно было сокрыть так глубоко и надолго. Здесь логика сопоставлений невольно подводит к другой загадке в рассказе Маевского, к его недомолвке.

Почему все же расстроилась свадьба Екате­рины Александровны с Алексеем Татищевым? Ведь должна же была быть конкретная причина? И очень мало вероятно­сти, что этой причиной был разрыв ее отца со второй женой, вызвавший негодование его высокопоставленных родствен­ников. Ведь с тех пор (с 1795 года) прошло без малого четверть века. Да и не такие грехи прощались сильным мира сего в «золотой» екатерининский век. Ссылка на бедность тоже мало убедительна. Во-первых, 600 душ — это по тем временам бедность весьма относительная, да и вопросы та­кого плана решались и обсуждались задолго до помолвки или свадьбы, о которой, тем более, уже говорил весь город. Нет. Скорее всего, причиной было другое, а точнее, другой…

И в этой связи непонятным остается тот факт, что, упомя­нув имя великого поэта, Маевский не счел нужным вспом­нить, что в те самые годы, когда разыгралась трагедия Екатерины Александровны, вплотную с особняком Буткевичей находился дом графа Марка Константиновича Ивелича¹⁵, старого приятеля и сослуживца Александра Дмитриевича, дочь которого Екатерина Марковна была за­душевным другом матери Маевского. Еще же через четыре дома, на этой же стороне Фонтанки, стоял дом адмирала Клокачева. В нем, на втором этаже, в квартире своих роди­телей с июня 1817-го по 6 мая 1820 года жил А.С. Пушкин, тогда всего лишь чиновник десятого класса.